С древнейших времен человеческим именам придавалось важнейшее, зачастую мистическое значение. Считалось, что носитель определенного имени обладает и определенными качествами, «закодированными» в его наименовании. Так, определенным именам в народной словесности соответствуют в различных произведениях одни и те же типы, не только в смысле психологического склада и нравственного характера, но и в смысле жизненной судьбы и линии поведения. Народное представление именной типологии явно не лишено практического значения, и характеристики имен служили издавна как руководства к поведению. Например, в русском фольклоре с именем Варвара связывалось постоянство, с Марьей — унылость, с Еленой — ябедничество, с Дарьей — веселье, с Акулиной — похоть, с Мариной — заботливость, с Кристиной — суетливость, с Пелагеей — смиренность, с Софьей — правдивость, с Натальей — приятность в любви, с Маргаритой — веселая беседа и т.д.
Имена распределялись в народном сознании на определенные группы: если священник дает крестимому имя святого, то это обещает ему счастливую жизнь, а если мученика — и жизнь будет сплошным мучением. «Достойно имени пожил еси… Георгие», — воспевается святому. Он, значит, ублажается за соответствие жизни своей — своему имени, и, значит, имя признается онтологически честнейшим.
Оригинальная теория именотворчества, основывающаяся на универсальной системе, связывающей личность с культурой через типологию имени и архитипы народного сознания, представлена в работе выдающегося русского ученого и философа П.А. Флоренского «Имена». Этот труд предвосхитил работы таких известных антропологов и социальных психологов, как Карл Юнг и Клод Леви-Стросс.
По учению П.А. Флоренского (отец Павел после принятия сана), имена — «произведения из произведений культуры. Высочайшей цельности и потому высочайшей ценности, добытые человечеством». При этом имя определяется лишь через себя, и подвести к нему сознание может лишь художественный образ, если нет развития интуиции.
Согласно теории отца Павла имя действительно направляет жизнь личности по известному руслу и не дает потоку жизненных процессов протекать как угодно. Но в этом русле сама личность должна определить свое нравственное содержание. Иными словами, каждое данное имя есть целый спектр нравственных самоопределений и пучок различных жизненных путей. С одним и тем же именем можно стать святым, можно быть заурядным обывателем, а можно — и закоренелым преступником. Но это не мешает всем трем представителям одного имени осуществлять, хотя и по-разному, один человеческий тип. «Так с особою четкостью проступают типичные линии именной организации, единой и равной себе во всех проявлениях».
Итак, имена — устойчивые и четкие типы личностной жизни у человечества, которых оказывается в итоге вовсе немного — несколько сотен, даже если включить сюда подтипы. «Когда пытаются умалить ценность имен, — писал П.А. Флоренский, — то совершенно забывают, что имен не придумаешь и что существующие имена суть некоторый наиболее устойчивый факт культуры и важнейший из ее устоев. Воображать себе отвлеченную возможность придумывания имен есть такая же дерзкая затея, как из существования пяти-шести мировых религий выводить возможность сочинения еще скольких угодно…». Однако имена отнюдь не сводятся к отдельным признакам. И трудность их постижения умножается еще и взаимодействием в каждой отдельной личности ее имени с рядом других формообразующих начал, таких, в частности, как раса, народность, родовая наследственность, воспитание, общественное положение, характер занятий, влияние окружающих, географические условия, состояние здоровья, жизненный ритм и других. Все это участвует в формировании личности. Поэтому, «как всякая весьма цельная, но чувственно неуловимая, умная форма, имя дается либо бесхитростной интуицией простого сердца, либо сознательному ведению большой опытности в обращении с неуловимым перечнем отдельных признаков — образованиями: кто не привык иметь дело с наиболее нечувственными сущностями математического анализа, арифмологии, новейшей геометрии, со сложными музыкальными и литературными формами, отчасти с формами биологическими, кто разрушив в себе интуитивную чуткость анализа, не укрепил при этом способности интеллектуального синтеза и застрял, следовательно, на первоначальном разъятии всякой цельности, тот, конечно, не сумеет орудовать наиболее целостными из категорий целостности — именами».
